Поэма Сергея Горюновича «Набережная Мойки, 12».
Существуют произведения, которые прямо-таки требуют комментариев, исследований, искусствоведческих размышлений.… Не то, чтобы такие произведения без всех перечисленных внешних реакций будут неполными (произведение само по себе самодостаточно), а попросту из-за своей органической глубины, многоплановости они зовут к неспешным открытиям, погружениям, углублениям. И вот для того, чтобы слушатель такие открытия, погружения, углубления совершал необходимо слушательское же общение. Вот тут-то ко двору комментарии, и размышления.
Предложим себе такие условия: пусть данная статья ограничится размером одного листа бумаги. Почему? Во-первых, чтобы избежать излишней многословности и не «заговаривать» (не «записывать») то, что, прежде всего, необходимо слушать и смотреть, а во-вторых, потому, что такая статья может быть лишь одной из многих статей самых разных авторов с самыми разными вопросами обсуждений, а не объёмным трудом с претензией на исчерпывающее исследование данного произведения.
Композитор и пианист обозначил свое произведение «Набережная Мойки, 12», как поэму. По сути, мы видим видео версию музыкального произведение, в которой помимо звучащей музыки сменяя друг друга, проходят черно-белые изображения документов, рукописей, фотографии петербургских пушкинских мест, интерьеров, графические зарисовки поэта, репродукции пушкинских портретов и прочее. Монтаж и дизайн видеоряда осуществлён Еленой Горюнович и, по всей видимости, выполнен в соответствии с визуальными представлениями автора музыки. В этом тексте же я позволю себе представить читателю свои ассоциации вызванные увиденным и услышанным.
Само авторское наименование, оформленного в форме видеофильма, музыкального произведения поэмой, вполне обосновано. Это лишний раз выказывает попытку С. Горюновича вырваться за рамки собственно музыкальных жанров (хотя среди них и значится поэма) и уйти в область более сложных синтетических искусств, где всё и всегда по-новому. Поэма «Набережная Мойки,12» определена автором именно поэтому, не « музыкальножанрово», а сложней…
Я разглядел и расслышал в этой поэме четыре части.
Первая из них прозвучала, как едва осязаемый эмоционально тонкий, а оттого не вполне однозначно по настроению определённый фрагмент. Фрагмент, по-моему, призрачный, струящийся как некий спирит, энергетический туман, который воспаряет и колеблется от малейшего движения воздуха (в данном случае петербургского) квартирных сквозняков…
На четвертой минуте начинается вторая часть .Ее полифоническая ткань развивается преимущественно струнным оркестром. И всё это в тот же момент, когда на экране, документы, разные бумаги, планы, а также интерьеры, мебель, то есть всё самое, что ни на есть материально обозначенное и осязаемое. На мой взгляд, вот этот явный конфликт между едва осязаемой и ирреальной музыкой и проплывающим перед глазами фетишем определяет весь контекст восприятия произведения. Как зритель с первых же минут я начал всматриваться, вслушиваться, чувствуя, что у меня есть возможность соприкосновения с огромным культурным материком и упускать её ни в коем случае нельзя. Помимо невольной попытки разобрать слова рукописей, вчитаться в строки возникающих на экране документов, вглядеться в фотографии в этой части, возникает явное ощущения нереальности всех этих строк, слов, изображений, нереальность самой квартиры. Будто бы всё это происходит не в земном мире, а мире пограничном между дольним и горним. Всё это исключительно благодаря звукам музыки.
Третья часть, это когда начинает звучать фортепиано. Мне показалось, что именно прочный пианизм Сергея Горюновича в этой части каким-то странным образом материализует происходящее на экране. А среди возникающих на экране изображений здесь я бы выделил портреты. Странным потому, что образы обязательно несущие в себе предвестие скорой гибели и окончания всего на фоне фортепианной музыки, по-моему, тут обрели несокрушимую достоверность, нетленность и воплотились полностью теперь, в современную нам пору. То есть вновь некое противоречие и новый контекст, когда Пушкин это не тот убиенный поэт, а ты сам.
Четвертая часть – обозначена оркестровым вступлением, длиною всего в две минуты, может быть обозначена, как тема дуэли. Но теперь уже по воле композитора такой дуэли, где дуэлянтами становятся не люди, идущие с оружием по снегу к барьеру, а документальный материальный фетиш и неосязаемый спирит. У кого из соперников более шансов уцелеть?
С. Горюнович не отвечает прямо на этот вопрос, а предлагает нам заключительную часть произведения, которая, по сути, может быть названа мемориальной, когда на экране возникает изображение памятной доски на фасаде дома по адресу Набережная Мойки, 12 и скульптурный портрет поэта.
Оркестровая аранжировка, где доминируют струнные и наконец, финал, исполненный С. Горюновичем на органе, знаменуют собой некую эпитафию на смерть поэта возникающего в скульптурном изваянии. И это подчёркивает отстранённость происходящего в земной жизни со всей этой мебелью, квартирами, набережными, листами бумаги, чернилами, металлом скульптур и наоборот абсолютную осязаемость, и вещественность всех переживаний и устремлений, воспарений.
Необходимо отметить, что выстроить такой ассоциативный ряд, который возникает во время восприятия поэмы под силу лишь музыке и композитор Сергей Горюнович такую возможность блестяще использовал. Если к этому добавить великолепный пианизм композитора, то слушатель-зритель получает, то, что в мире дольнем принято называть эстетическим наслаждением.
26 декабря 2010 года, Белая Церковь
Александр Ф. Дмитренко – член Национального Союза художников Украины,
Лауреат международных джазовых фестивалей,
председатель Белоцерковского джаз-клуба «JAZZ+ДЖАЗ».
|
